Иногда привлекаются для обсуждения некоторых тем и дачи рекомендаций специалисты из других учреждений. Смысл этих обсуждений все в той же своевременной переориентации, изменениях интересов, целей, а иногда только акцентов научных работ. Одни проблемы по мере их разрешения отходят в тень, другие встают в повестку дня, и нужно привлекать к ним внимание основных сил. Ясно, что каждый исследователь, увлекаясь тем, что делает, может потерять реальную оценку ценностей, соотнесение актуальности и ценности своей работы ко всему уровню ведущихся в мире работ. А все в наши дни меняется слишком стремительно. Потому и не обойтись без такой вот сверки, соотнесения того, что делаешь, с тем, что важно, нужно, уже сделано другими. Ежегодные конкурсы научных работ института — это та обратная связь, которая позволяет судить об успешности продвижения в том или ином направлении, помогает выявлять наиболее способных из молодых, доселе неизвестных. Несмотря на то, что конкурс — мероприятие внутриинститутс-кого масштаба (специалисты со стороны приглашаются изредка лишь в качестве экспертов), отношение к нему у сотрудников как к самому серьезному испытанию сил и способностей. За все время, кажется, только Г. П. Георгиеву удавалось получить первую премию дважды. Года четыре назад в институте, где три академика, несколько членкорров, множество докторов всяческих наук, первую премию лолу-чил младший научный сотрудник. Это еще одно свидетельство демократизма, отсутствия всякой предвзятости, которые царят в стенах института Энгельгардта. Кстати, по положению о конкурсе, директор и его заместители имеют право только на моральное вознаграждение...
Методы руководства Энгельгардта во многом замечательны и, к сожалению, уникальны. Один человек очень точно както сказал мне, что лучший метод преподавания существовал в школе Льва Толстого, которую он устроил для детишек в Ясной Поляне. Жаль только, что повторить этот опыт было невозможно. Толстой —один. И, наверное, невозможно повторить опыт Энгельгардта — его можно изучать, брать и пробовать отдельные детали» но повторить целиком нельзя, как нельзя повторить опыт жизни этого замечательного человека.
Спрашиваю его, какие проблемы в ближайшем будущем станут объектом исследований института.
— Нас интересуют хромосомы,— говорит Энгельгардт,— как следующие, ближайшие примыкающие к молекулярному уровню объекты, в которых в значительной степени так или иначе заложены все основные ответы на вопросы в отношении закономерностей наследственности высших животных. Именно здесь основа проблем регулирования процессов, ведущих к формированию организма и его частей, явлений так называемой дифференциации образования всего множества отдельных типов клеток, тканей и органов высшего организма, возникающих из одной-единственной оплодотворенной клетки. Эти проблемы корнями уходят в свойства тех биологически важных макромолекул двух типов биополимеров — белков и нуклеиновых кислот, изучение которых давно. ведется в нашем институте.
Хромосомы сейчас привлекают внимание и потому, что они объект самого молодого отпрыска молекулярной биологии — генной, или генетической, инженерии, я бы сказал, даже молекулярной инженерии, или молекулярной хирургии. Эта область занимается вопросами изменения наследственного вещества, а для всех — от бактерий до высших существ — таковым являются хромосомы. Вопрос об идентификации хромосом, вопрос о возможности выдачи личного паспорта, по которому можно распознать каждую из них, возможность локализации и избирательного удаления отдельных генов, искусственного внедрения новых генов — все это вопросы, которыми занимается молекулярная, или генная, инженерия. И здесь нужно искать подходы с самых разных сторон — со стороны химического строения и анализа хромосом, со стороны внешний признаков хромосом,' по которым можно распознавать безошибочно каждую отдельную хромосому, а со временем и место отдельных, по крайней мере основных, генов.
Вот те подходы, которые напрашиваются сразу для занятия этой увлекательнейшей проблемой. Если уж говорить о практических приложениях и задачах, которые здесь стоят, то на первом месте, конечно, проблема злокачественного роста, проблема опухолей, все истолкование которой мы должны в конечном счете ожидать от молекулярной биологии. И к этому истолкованию мы постепенно, шаг за шагом приближаемся, хотя и сегодня еще нельзя с точностью сказать, на каком из путей будут сделаны основополагающие открытия. Очень важной представляется мне область использования богатств окружающего живого мира, и прежде всего мира растительного. Мы хорошо знаем те пути, по которым идет это развитие: человек издавна создает новые формы растительных организмов, занимается одомашниванием новых типов животных. Но исследование здесь в основном движется ощупью, и внедрение точных конкретных методов, которые способна дать только молекулярная биология, привело бы к трудно лредвидимым результатам. Однако сроков я никаких ставить не хочу: можно ошибиться на десять лет в одну сторону и на сто лет в другую. И то и другое будет только дискредитировать меня в глазах будущих читателей. А я не хочу, чтобы мне приписывали необоснованный оптимизм, так же как и слишком осторожные высказывания.
Он считает, что каждое направление должно готовиться исподволь, и когда жизнь делает его возможным, оно уже должно быть готово к разворачиванию работ полным ходом. А уж когда все сделано и есть результат, то о нем можно уже и поговорить.
Так идет сейчас подготовка к генной инженерии, которая Энгельгардта, судя по его выступлениям в печати, давно занимает. Основные работы, как известно, полным ходом «дут в США, но и у нас исподволь к этим работам готовятся. Для генетической <эинженерии, скажем, нужно иметь определенный генетический материал с заранее известными свойствами. Он может быть сделан вне клеток или извлечен из клеток. Обратная транскрипция—это и есть синтез генетического материала вне клеток, причем четко заданного материала. Этим исходным генетическим сырьем, точнее, процессом его получения, как раз и занимаются сотрудники лаборатории директора.
При будущем «конструировании», или, точнее, «строительстве», этот генетический материал нужно будет доставить в хромосому. И необходимо знать, как поведет себя хромосома при таком вторжении.
Может быть, она не даст ему работать, или же даст ему работать бесконтрольно, так, что это не будет регулироваться внутренней системой организма.
Значит, нужно досконально знать, как устроена хромосома и как регулируется активность ее .внутренних механизмов. Это и есть одна из основных задач нынешнего комплекса работ по хромосоме. Для генной инженерии необходимо знать структуру генетического материала, и академик Баев начал сейчас работы в своей лаборатории по структуре ДНК. Так по ряду направлений, без афиш и анонсов, идет четкая подготовка к созданию плацдарма для генной инженерии.
Когда все эти линии будут продвинуты вперед достаточно далеко, официально будет поставлена проблема генетической инженерии. Энгельгардт много об этом думает. «Вас не должно удивить, если, скажем, года через три из стен института выйдут некие принципиальные работы в области генетической инженерии»,— сказал один из его ближайших сотрудников. Когда, прощаясь с Энгельгардтом, я спросил, память о чем из его долгой научной жизни ему наиболее приятна, он сказал:
— Вероятно, все-таки наиболее интересным был момент, когда оказалось, что те белковые вещества мышцы, которые все исследователи считали пассивным балластом и выбрасывали, оказались наиболее важными белками, обладавшими ферментативным действием. Это было наиболее неожиданным и наиболее ллодотворным результатом моей научной деятельности...
В статье, посвященной истокам .научного творчества, он .писал, что «основной движущей силой творческой деятельности ученого является чувство интеллектуального голода... Чем более развито это чувство, тем сильнее приводит оно в движение все те вторичные качества и способности, которые необходимы для достижения цели, для удовлетворения этого не дающего покоя инстинкта».
Может быть, именно потребность в объекте исследования, достойном его интеллекта, породила эту удивительную способность творца?
«В моих глазах научное творчество— это прежде всего утоление врожденного инстинкта, утоление духовного голода... Так будем ли мы причислять ' к заслугам человека его отличный аппетит? Разве только <эваш лечащий врач сделает это». Это его слова.
По его понятиям, «занятие творческой работой не заслуга с точки зрения самого творца, а огромное наслаждение». А нам, со стороны, его жизнь, впрочем, как и жизнь каждого большого человека, -кажется подлинным чудом, зашифрованной в некой криптограмме. И, конечно, понимаешь, что решение ее было бы поистине чудесно.
При поддержке новостного сайта
Методы руководства Энгельгардта во многом замечательны и, к сожалению, уникальны. Один человек очень точно както сказал мне, что лучший метод преподавания существовал в школе Льва Толстого, которую он устроил для детишек в Ясной Поляне. Жаль только, что повторить этот опыт было невозможно. Толстой —один. И, наверное, невозможно повторить опыт Энгельгардта — его можно изучать, брать и пробовать отдельные детали» но повторить целиком нельзя, как нельзя повторить опыт жизни этого замечательного человека.
Спрашиваю его, какие проблемы в ближайшем будущем станут объектом исследований института.
— Нас интересуют хромосомы,— говорит Энгельгардт,— как следующие, ближайшие примыкающие к молекулярному уровню объекты, в которых в значительной степени так или иначе заложены все основные ответы на вопросы в отношении закономерностей наследственности высших животных. Именно здесь основа проблем регулирования процессов, ведущих к формированию организма и его частей, явлений так называемой дифференциации образования всего множества отдельных типов клеток, тканей и органов высшего организма, возникающих из одной-единственной оплодотворенной клетки. Эти проблемы корнями уходят в свойства тех биологически важных макромолекул двух типов биополимеров — белков и нуклеиновых кислот, изучение которых давно. ведется в нашем институте.
Хромосомы сейчас привлекают внимание и потому, что они объект самого молодого отпрыска молекулярной биологии — генной, или генетической, инженерии, я бы сказал, даже молекулярной инженерии, или молекулярной хирургии. Эта область занимается вопросами изменения наследственного вещества, а для всех — от бактерий до высших существ — таковым являются хромосомы. Вопрос об идентификации хромосом, вопрос о возможности выдачи личного паспорта, по которому можно распознать каждую из них, возможность локализации и избирательного удаления отдельных генов, искусственного внедрения новых генов — все это вопросы, которыми занимается молекулярная, или генная, инженерия. И здесь нужно искать подходы с самых разных сторон — со стороны химического строения и анализа хромосом, со стороны внешний признаков хромосом,' по которым можно распознавать безошибочно каждую отдельную хромосому, а со временем и место отдельных, по крайней мере основных, генов.
Вот те подходы, которые напрашиваются сразу для занятия этой увлекательнейшей проблемой. Если уж говорить о практических приложениях и задачах, которые здесь стоят, то на первом месте, конечно, проблема злокачественного роста, проблема опухолей, все истолкование которой мы должны в конечном счете ожидать от молекулярной биологии. И к этому истолкованию мы постепенно, шаг за шагом приближаемся, хотя и сегодня еще нельзя с точностью сказать, на каком из путей будут сделаны основополагающие открытия. Очень важной представляется мне область использования богатств окружающего живого мира, и прежде всего мира растительного. Мы хорошо знаем те пути, по которым идет это развитие: человек издавна создает новые формы растительных организмов, занимается одомашниванием новых типов животных. Но исследование здесь в основном движется ощупью, и внедрение точных конкретных методов, которые способна дать только молекулярная биология, привело бы к трудно лредвидимым результатам. Однако сроков я никаких ставить не хочу: можно ошибиться на десять лет в одну сторону и на сто лет в другую. И то и другое будет только дискредитировать меня в глазах будущих читателей. А я не хочу, чтобы мне приписывали необоснованный оптимизм, так же как и слишком осторожные высказывания.
Он считает, что каждое направление должно готовиться исподволь, и когда жизнь делает его возможным, оно уже должно быть готово к разворачиванию работ полным ходом. А уж когда все сделано и есть результат, то о нем можно уже и поговорить.
Так идет сейчас подготовка к генной инженерии, которая Энгельгардта, судя по его выступлениям в печати, давно занимает. Основные работы, как известно, полным ходом «дут в США, но и у нас исподволь к этим работам готовятся. Для генетической <эинженерии, скажем, нужно иметь определенный генетический материал с заранее известными свойствами. Он может быть сделан вне клеток или извлечен из клеток. Обратная транскрипция—это и есть синтез генетического материала вне клеток, причем четко заданного материала. Этим исходным генетическим сырьем, точнее, процессом его получения, как раз и занимаются сотрудники лаборатории директора.
При будущем «конструировании», или, точнее, «строительстве», этот генетический материал нужно будет доставить в хромосому. И необходимо знать, как поведет себя хромосома при таком вторжении.
Может быть, она не даст ему работать, или же даст ему работать бесконтрольно, так, что это не будет регулироваться внутренней системой организма.
Значит, нужно досконально знать, как устроена хромосома и как регулируется активность ее .внутренних механизмов. Это и есть одна из основных задач нынешнего комплекса работ по хромосоме. Для генной инженерии необходимо знать структуру генетического материала, и академик Баев начал сейчас работы в своей лаборатории по структуре ДНК. Так по ряду направлений, без афиш и анонсов, идет четкая подготовка к созданию плацдарма для генной инженерии.
Когда все эти линии будут продвинуты вперед достаточно далеко, официально будет поставлена проблема генетической инженерии. Энгельгардт много об этом думает. «Вас не должно удивить, если, скажем, года через три из стен института выйдут некие принципиальные работы в области генетической инженерии»,— сказал один из его ближайших сотрудников. Когда, прощаясь с Энгельгардтом, я спросил, память о чем из его долгой научной жизни ему наиболее приятна, он сказал:
— Вероятно, все-таки наиболее интересным был момент, когда оказалось, что те белковые вещества мышцы, которые все исследователи считали пассивным балластом и выбрасывали, оказались наиболее важными белками, обладавшими ферментативным действием. Это было наиболее неожиданным и наиболее ллодотворным результатом моей научной деятельности...
В статье, посвященной истокам .научного творчества, он .писал, что «основной движущей силой творческой деятельности ученого является чувство интеллектуального голода... Чем более развито это чувство, тем сильнее приводит оно в движение все те вторичные качества и способности, которые необходимы для достижения цели, для удовлетворения этого не дающего покоя инстинкта».
Может быть, именно потребность в объекте исследования, достойном его интеллекта, породила эту удивительную способность творца?
«В моих глазах научное творчество— это прежде всего утоление врожденного инстинкта, утоление духовного голода... Так будем ли мы причислять ' к заслугам человека его отличный аппетит? Разве только <эваш лечащий врач сделает это». Это его слова.
По его понятиям, «занятие творческой работой не заслуга с точки зрения самого творца, а огромное наслаждение». А нам, со стороны, его жизнь, впрочем, как и жизнь каждого большого человека, -кажется подлинным чудом, зашифрованной в некой криптограмме. И, конечно, понимаешь, что решение ее было бы поистине чудесно.
При поддержке новостного сайта